Известный прозаик и глава АСПИР — о поддержке и творческих свободах
Сергей Шаргунов – один из самых известных деятелей современного литературного процесса. Депутат Госдумы, автор бестселлеров, главный редактор журнала «Юность», глава Ассоциации союзов писателей и издателей России, в беседе с корреспондентом «Московского комсомольца» дал ответы на ряд актуальных вопросов. Можно ли отменить русскую культуру? Должно ли государство помогать писателям – и если да, что требовать взамен? Как относиться к уехавшим представителям творческой интеллигенции? Станет ли наше столетие веком гибели бумажных и торжества электронных книг? Обо всем этом – в эксклюзивном интервью нашему изданию.
— Знаете, именно люди, которые мало читают, постоянно говорят о кризисе или об умирании литературы. Для меня такие высказывания – признак читательской, а то и душевной лености. Хоронить литпроцесс куда проще, чем следить за ним. Любой длинный список «Ясной Поляны», «Большой книги» или «Нацбеста» открывает картину живой, полнокровной, разноцветной жизни. Талантливых писателей – множество, особенно среди молодых. Я это вижу и как главред «Юности», и по участникам мастерских АСПИР, всероссийских и региональных, и по студентам. Другое дело – тех же поэтов или критиков надо поддерживать, давать им пространство для осуществления своего дара, поддерживать материально и информационно. Неслучайно я делаю на канале «Культура» программу «Открытая книга», в которой подробно говорю с писателями об их книгах. Это и молодые, и пожилые, и начинающие, и маститые, и традиционалисты, и новаторы… Зрительский интерес становится читательским. Открыв для себя писателя, идешь в книжный. Надо больше приобщать наших людей к современной литературе, просвещать, тем более такая ответная жажда есть. В ближайших планах Ассоциации серьезные отношения с театральным и киношным миром, чтобы книги превращались в спектакли и фильмы.
Я думаю, никакой тотальной отмены русской классики не будет. Русская классика неуязвима. Да, возможно, появятся лакуны в репертуарах, умолчания, международные культурные связи, проекты пострадают – уже страдают… Но очень хочется надеяться, что это пройдет.
— Создание Ассоциации – ответ на жизненные запросы писательских и издательских сообществ. На писателя не надо давить, не надо ограничивать его творческую свободу, а что действительно нужно – социальная защита, помощь в литературном заработке (на гонорары живут единицы), поездки по стране, встречи с читателями, возможность работать в резиденции. Или вот писатель в кризисной ситуации (болезнь, пожар, какое-то несчастье) – кто ему поможет? Нам все это начало удаваться.
Ассоциация собрала вместе крупнейшие союзы, возникшие тридцать лет назад после распада Союза писателей СССР, и еще множество знаменитых, ярких, любимых читателями авторов. Конечно, они все по-прежнему очень разные не только идейно, но и эстетически. Но у меня нет и не может быть планов навязывать кому-то какую-то унификацию. Она и не нужна. Есть главная задача – создавать условия для работы. Как именно? Надо спасать толстые литературные журналы, передавать навыки мастерства новым писательским поколениям (для этого создаются детские центры по всей стране и мастерские для начинающих во всех федеральных округах). А еще необходимо переводить национальную литературу, поддерживать русский язык и словесность, где возможно. Чем и занимаемся.
— Катаев был не про идеологию, а про красоту. Блестящий стилист, первоклассный писатель, умудрявшийся сохранить эстетическую свободу в самые сложные времена. Его, вчерашнего белого офицера, чуть не расстреляли в Одесской ЧК, но и ему же десятилетия спустя повесили золотую звезду героя Соцтруда. Можно сказать, он был до-советский, бунинский ученик, которого увлекательно сопоставлять с Набоковым. Линия зримой и одухотворенной памяти делала Катаева принадлежным Серебряному веку более, чем своей эпохе, – причем так, что эпоха того не замечала. Но совершенно точно, что Катаев с его художественной страстью никогда не был срединным человеком, фифти-фифти – это не про него.
Мое назначение в «Юность» – история для меня, конечно, мистическая. Вероятно, какая-то высшая, небесная режиссура здесь сработала, иначе не знаю, как объяснить. Написал книгу про придумавшего «Юность» Катаева, потом он мне приснился в редакции и пожал руку, потом позвонили оттуда и пригласили… Как говорит дочь Катаева, Валентин Петрович был бы доволен сегодняшней жизнью своего журнала.
— Я верю в бумагу, в крепкий переплет, в типографский запах… Книга в России до сих пор – важный факт материальной культуры. Человеку надо прикасаться к книге, листать, возвращаться, загибать уголки, чувствовать ее вес на руке… У нас сегодня в общем книгообороте доля электронных книг всего около 16 процентов. Несмотря на лютые цены, люди идут в книжные магазины, на ярмарках не протолкнуться, 70 процентов книг реализуются через книготорговые сети – тяжеловесное, затратное, родное дело. И во всем мире возвращается приязнь к бумажной книге. Рад, что только что пробил в Госдуме важный закон, поддерживающий книжные магазины как социальные предприятия. Очень многое читаю с экрана, но бережно заставляю полки в своих шкафах.
Что касается журналов, Ассоциация им старается пособлять, но неустанно добиваюсь, чтобы при государственной поддержке они попадали в библиотеки страны – это способно по-настоящему помочь «толстякам», без которых нет отечественной культуры.
— Я не знаю, как можно кого-то вернуть призывами. Но, конечно, важно держать двери открытыми. Люди уезжали по разным причинам – и возвращаться должны тоже по разным. Главное, чтобы по своим…
Что я определенно не поддерживаю – агрессию, травлю, доносительство, лихорадочный поиск «врагов». Это ведет к разрушению культуры, общества, человечности. Русский писатель должен быть за милосердие.
Для себя я решил жить и работать здесь, и пока есть возможность, продолжать делать то, что считаю важным и добрым.
— В детстве я часто открывал альбом с фотографиями предков, и этот праздник связан для меня с вглядыванием в их лица. Мои родители не знали своих отцов. Помню, что девятого мая мой отец, священник, всегда вспоминал вот какую историю. Отец приколол его фотокарточку к груди, как рассказывал потом однополчанин. Так вот, малыш играл на полу в избе в войну и вдруг заплакал, закричал: «Папку убили, папку убили!» На огромном расстоянии он почувствовал гибель отца, которому пуля попала прямо в сердце, пробив эту фотографию.
А мама со слов своей мамы рассказывала, что та, беременная, солнечным утром стояла у окна и внезапно вокруг потемнело. В ту минуту она стала вдовой. Сразу почувствовала и поняла: муж убит.
Для меня 9 мая – праздник семейный, домашний, личный. Это не повод покрасоваться, бросая трескучие фразы. Это светлый праздник, в котором память и боль. Например, кроме деда Ивана, погибли еще трое его братьев и у бабушки моей – четверо, и все из одной деревни.
— Мне кажется, прежде чем кого-либо добавлять в школьную программу, нужно хорошенько это обдумывать и обсуждать, советоваться с педагогами, литераторами, родителями, да и с детьми.
Из современных писателей всегда с интересом читаю Алексея Варламова, Романа Сенчина, Евгения Водолазкина, Павла Басинского, Дмитрия Данилова, Ольгу Славникову, Марину Степнову и многих других.
— Ну как я мог голосовать, если был одним из инициаторов законопроекта о внесении соответствующих изменений? Теперь не только школьная классика выведена из зоны возрастных ограничений, но и великие религиозные книги – Библия, Танах, Коран, Ганджур. Это же абсурд – Евангелие 16+, или не продать подростку книгу Есенина. Вот этот абсурд удалось исправить.
— Написал роман. Думаю, когда издавать. Немного отлежится, наверное. И пишу книгу о Юрии Казакове, замечательном русском рассказчике, чья судьба сама как рассказ, оборванный, от этого горький, но и таинственно чарующий.
— Пусть будет «Анна Каренина».
